Тревога: заметки на полях (часть 1)

Тревога – чувство отвратительное. Вроде бы все хорошо, живешь себе, радуешься, и вдруг странные мурашки по телу, под ложечкой сосет, непонятное возбуждение, и внутренний голос подсказывает, что сейчас что-то случится, причем не очень хорошее. А разум услужливо подкидывает картинки этого самого страшного, которые, как в страшном сне, обрываются, пока не успел увидеть финал. И все – радость, как рукой сняло, и ты, как ищейка, пытаешься определить, откуда ждать неприятностей. Только определить не выходит. И снова волна ощущений и чувств захлестывает, разум уже отказывается от картинок, он становится производителем сумбура и сумятицы…

Как правило, тревога связана с неопределенностью, с тем, что мы не просто не знаем опасности, а считаем, что ее невозможно избежать, когда она появится. И тогда тревога наполняется – мы тревожимся по поводу мира, в котором живем, или по поводу его части. Если быть точным, тревога – это не полная неопределенность, в ней есть вполне отчетливые вещи: опасность точно появится и избежать ее я точно не смогу.

С этой позиции казалось бы вполне логично разделение тревоги на экзистенциальную, сепарационную и тревогу обесценивания. Хотя, если «зрить в корень», то все эти виды тревоги экзистенциальные, все они связаны с нашей жизнью в этом мире, с качеством ее проживания, с тем, насколько мы подлинны в мире и в жизни. Исключением, пожалуй, является только та тревога, которая появляется вследствие стрессовой нагрузки. Хотя, и здесь механизм формирования похож, один стресс мобилизует нас и позволяет с ним справится, частые стрессы приводят к тому, что мы перестаем отличать, спокойная сейчас обстановка или нет, и вот оно – весь мир опасен, а если сейчас безопасен, то завтра точно опасность появится.

Пауль Тиллих отмечал, что тревога есть реакция человека на угрозу небытия. В какой-то момент мы осознаем, что живем в тени смерти. Когда-то жизнь закончится, когда именно мы не знаем, и тогда достаточно остро встает вопрос смысла. Зачем я живу? Имеет ли смысл пытаться что-то изменять, если жизнь все равно закончится? Рацио с такими вопросами, как правило, не справляется. Не зря бытует фраза: «Хочешь потерять жизнь, начни искать ее смысл». Виктор Франкл акцентировал внимание на том, что смысл – это побочный продукт проживания жизни. Мы переживаем смысл, но часто не можем точно определить, в чем же он заключен. Всегда остается недосказанность, которая и есть то самое, определяющее смысл. В конечном итоге вопрос смысла приводит нас к вопросу «Кто я?», «Где я?», «Там ли я, где хочу быть?» и «Могу ли я что-либо менять в себе и в мире?».

Тревога – это не просто симптом конфликта или невроза (хотя и это тоже), тревога возникает, потому что есть угроза моему Я, она взывает к мужеству быть. И здесь мы делаем странный маневр: вместо того, чтобы взглянуть на нее и встретить, мы ссылаемся на судьбу, ограниченность человека, лень, отсутствие смысла в переменах, вину за то, как живем, и угрозу стороннего осуждения, а порой и предаем себя в угоду чужому мнению. При этом тревога мешает нам жить, мы на словах готовы что-то менять, но в таком привычном, пусть и неспокойном, состоянии все известно, я знаю кто я, где я, зачем мне существовать. И лишь тревога указывает, что это не мои ответы, что когда-то я принял их по тем или иным причинам и так и остался им верен, из страха быть осужденным, покоряясь судьбе и утверждая бессмысленность иного выбора. В конце концов, все так живут, может, не так хорошо, как хотелось, но живут же, и я не хуже.

Тревога – побочный продукт нашей не-жизни и сигнал о необходимости изменений. Тревога – призыв к Встрече с собой и к жизни. Назначить эту встречу самому сложно и страшно, но можно хотя бы попытаться.